Преподобномученик архимандрит Лев (Егоров)
День памяти: 7/20 сентября
Неволя сдружила этих людей – русского священника и немецкого подданного, сына фермера Матиаса Борисовича Грабовского. В далеком 1917 году дезертировал он из немецкой армии и остался жить в России. Надеялся на лучшую жизнь на новой для себя родине, да только не сбылись мечты Матиаса: в 1935 году он был осужден Особым Совещанием ОГПУ как немецкий шпион на 5 лет лагерей. Здесь-то, в Ахпунском отделении (в районе поселка Темиртау), в 1937 году и встретил он человека, близкого ему по духу. Им оказался архимандрит Лев (Егоров).
Отец Лев находился в Ахпунском отделении Сиблага НКВД с марта 1936 года до конца своей жизни – 20 сентября 1937 года. Почти одного возраста, высокообразованные, они нашли в своей дружбе силу, которая помогала им выстоять в нечеловеческих условиях, что им определила судьба в лице НКВД. Они жили в одном бараке. Это позволяло им в короткие промежутки времени, свободные от общих работ, вместе читать газеты, обсуж-дать полученные новости, вести неспешные разговоры о смысле человеческого бытия. Именно это дало возможность сохранить человеческое достоинство в нечеловечески трудных условиях ГУЛАГа.
Эта странная дружба не ускользнула от внимания лагерной охраны, о чем свидетельствует оперативная справка, датированная апрелем 1937 года. А после выхода 30 июля 1937 года приказа № 00447 НКВД (оперативный секретный приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» касался рядовых граждан, среди которых были крестьяне, рабочие, сельское духовенство, асоциальные элементы, уголовники и бывшие члены оппозиционных партий. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными «тройками» НКВД) оба узника стали идеальной мишенью для оперативных работников лагеря.
Из справки на заключенных Л. М. Егорова и М. Б. Грабовского (сов. секретно): «…Егоров совместно с Грабовским систематически проводят среди заключенных активную контрреволюционную агитацию пораженческого характера: “…Япония нападет на Советский Союз с одной стороны, а Германия – с другой, и СССР будет разбит”. Грабовский всячески восхваляет Гитлера и его фашистскую политику… Егоров поддерживает его контрреволюционные выступления и, в свою очередь, рассказывает о хорошей жизни при царе.
В июне 1937 года Грабовский пытался совершить диверсионный акт – пустил груженую вагонетку под гору навстречу идущему мотовозу».
Данную справку подписали начальник управления Сиблага НКВД и врид (временно исполняющий должность) начальника 3-го отдела.
2 сентября того же года было возбуждено уголовное дело в отношении Егорова и Грабовского по пунктам статьи 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда и агитация, участие в к/р организации, подготовка вооруженного восстания). Либо перестраховались оперативники, возбуждавшие уголовное дело, либо были настолько неграмотны, что не ведали, что за каждым пунктом статьи имеется свой состав преступления.
Архимандрит Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров) согласно данным сайта Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета родился в 1898 году в селе Опочинский Посад Боровичовского уезда Новгородской губернии. Но по архивным материалам дата его рождения – 1889 год, место рождения – Санкт-Петербург. Рано опре-делившись в жизни, он вместе со своим братом Гурием избрал для себя путь служения Богу. Оба получили высшее духовное образование, оба стали духовными сыновьями
старца – преподобного Серафима Вырицкого, в свое время оба были возведены в сан архимандрита. В 1922 году также оба подверглись наказанию Коллегией ОГПУ сроком на 3 года лагерей – каждый за «контрреволюционную деятельность». После освобождения братья возвращаются к активной пастырской деятельности. В 1928 году архимандрит Гурий заведует Петроградским богословско-пастырским училищем, а архимандрит Лев настоятельствует в соборе в честь Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы.
Архимандрит Лев (Егоров)
Сразу после октябрьских событий 1917 года большевики начали мощную кампанию против Православной Церкви. В защиту ее во многих городах России с благословения Святейшего Патриарха Тихона стали создаваться многочисленные православные братства из числа преданных делу Христову людей – как религиозных дея-телей, так и мирян.
Православное братство при Александро-Невской лавре было главным в северной столице, и его деятельность служила ориентиром и примером для других братств. В ту суровую пору гонений на Церковь братства как бы возрождали жизнь и дух древних хри-стиан. В основу деятельности было положено ведение богослужения в полном соответствии с канонами Святой Церкви. Это было важно, поскольку представители
обновленческого раскола именно в этой части пытались разрушить все существовавшие каноны.
Слева направо: иеромонах Лев (Егоров), иеромонах Гурий (Егоров),
архимандрит Иннокентий (Тихонов). 1921 г.
Большое внимание членами братства уделялось духовному просвещению. Иноки и миряне из Александро-Невской лавры вели 69 детских кружков, где изучался Закон Божий. Члены братства делали все возможное, чтобы в народе не угас огонек истинной веры. Большое внимание уделялось и духовному совершенствованию самой братии. Священноиноки Иннокентий, Гурий, Лев руководили духовными беседами и собраниями. При лавре работали пастырские курсы, которые готовили проповедников; широко проводилась благотворительная деятельность.
Активизация работы религиозных организаций Ленинграда не осталась без внимания ОГПУ, и в начале 1932 года по городу прокатилась волна арестов, жертвами которых становились преимущественно священники. Репрессии продолжались весь 1932 год, а к ноябрю 1933 года в Ленинграде в числе действующих остался лишь 61 православный храм (до революции их было 495). ОГПУ ликовало: монастыри были разгромлены и разорены. Православная Церковь продолжала нести невосполнимые потери…
Арестованный 18 февраля 1932 года архимандрит Лев (Егоров) 22 марта того же года решением Коллегии ОГПУ приговаривается к 10 годам лагерей «за контрреволюционную пропаганду и участие в контрреволюционной организации». Наказание отец Лев отбывает в Сиблаге, в Западно-Сибирском крае. Уже в лагере в 1934 году «тройкой» полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю срок наказания Егорову был увеличен еще на 2 года за ту же «контрреволюционную деятельность». И как только умудрился этот ин-теллигентный и очень религиозный человек в окружении охранников, уголовников и «лагерных придурков» заниматься контрреволюционной деятельностью! Была ли эта деятельность, нет ли, главное достигнуто – срок «обновлен», опасному узнику «подвеше-на» еще одна судимость, и к моменту появления вышеуказанного приказа НКВД № 00447 в лице архимандрита Льва (Егорова) уже был готов непримиримый враг советской власти, единственно правильной мерой наказания которому теперь, после трех-то судимостей, могла быть только высшая мера наказания – расстрел.
Из протокола допроса обвиняемого Л. М. Егорова от 2 сентября 1937 года (единственный протокол в деле):
«Вопрос следователя: Скажите, где в настоящее время ваш брат Гурий Михайлович, его духовный сан, когда, кем, по каким статьям уголовного кодекса и на какие сроки он был осужден?
Ответ архимандрита Льва: Мой брат Егоров Гурий Михайлович проживает в городе Ташкенте и работает где-то счетоводом-бухгалтером. Где именно, я не знаю. До своего ареста он был архимандритом в городе Ленинграде <...>.
Вопрос: Назовите фамилии служителей культа, явно враждебно настроенных к советской власти и проводящих контрреволюционную работу в лагере.
Ответ: Никого из служащих культа, находящихся в лагере, не знаю.
Вопрос: Как вы, служители культа, используете новую Конституцию в своих контрреволюционных целях?
Ответ: Я считаю, что мы, служители культа, сможем использовать предоставленные нам новой Сталинской Конституцией права в своих контрреволюционных [целях] для проведения в массах активной религиозной пропаганды. Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению Богу, и целью моей жизни является ведение пропаганды религии в массах. Я ее вел, веду и вести буду…».
Так смело и открыто объявил на допросе свою жизненную позицию отец Лев, а когда следователь снова попытался привлечь батюшку к стукачеству и доносительству на других заключенных, ответ его был полон негодования: «… назвать фамилии лиц, веду-щих контрреволюционную подрывную работу в лагере, я не могу, т. к. мне это неизвестно, но даже если бы я что-нибудь знал о них, то все равно вам об этом никогда бы не сказал».
Когда речь зашла о его товарище по лагерю – Грабовском, он признал, что состоит с ним в хороших отношениях, но дальнейшие поползновения следователя пресек решительно: «…я категорически отказываюсь давать какие-либо показания об известных мне взглядах Грабовского!» И в заключение допроса заявил: «Виновным себя не признаю. И хотя я по убеждениям являюсь антисоветским человеком, но контрреволюционной агитации среди лагерников я не проводил».
Во многом его принципиальная позиция, занятая на следствии, позволила отвести беду от Матиаса Грабовского… Дело в отношении него будет прекращено, а сам он освобожден из арестного помещения Ахпунского отделения Сиблага НКВД. Объективно вина Грабовского была более очевидна, ведь ему инкриминировали диверсионный акт с вагонеткой, но лагерные следователи почему-то нашли возможность освободить от наказания Грабовского, а вот священника упорно вели к той последней черте, за которой кончалась жизнь.
Большую помощь следствию в изобличении «особо опасного» священника оказали заключенные из «социально близких» слоев лагерного мира: двое из них были осуждены за бандитизм, один – за растрату государственного имущества, еще двое – бродяги, осужденные как «социально вредные элементы». В данном случае следствию от них вреда не было – одна польза. Они все подтвердили, что требовал «гражданин начальник», их протоколы – как близнецы-братья.
А характеристика, составленная на Егорова начальником колонии, послужила своеобразной точкой в этом эрзац-следствии. Из характеристики на з/к Егорова: «…поведение в быту плохое, отношение к работе скверное. Срывал выполнение производственного плана. Был тесно связан с Грабовским, с каковым читал газеты, извращал написанное и превращал это в контрреволюционную агитацию, чем разлагающе действовал на массы…»
13 сентября 1937 года «тройка» при УНКВД по Запсибкраю в своем постановлении вынесла архимандриту Льву (Егорову) самую суровую меру наказания – расстрел. 20
сентября это постановление было приведено в исполнение. Только спустя 62 года, 18 августа 1989 года, заключением прокурора Кемеровской области Леонид Михайлович Егоров был реабилитирован.
Не каждому дано в памяти людской пережить свой тлен. Помнят родственники, помнят друзья, но со временем их круг становится все уже, и в какой-то момент о существовании некогда жившего человека никто и не вспомнит, а в альбоме внука или правнука по-желтевшая фотография явится немым свидетелем прошлого: да, был такой дед (прадед), но кто он и как жил?.. И порвалась связь времен. Возможно, в этом есть какая-то историческая справедливость – не может прошлое застить день сегодняшний: его время ушло безвозвратно. Но если в высоком прошлом было то, что и сегодня достойно памяти и уважения, оно не должно быть предано забвению, ибо духовность во все времена являлась главным критерием человека.
Семьдесят пять лет минуло с той суровой поры, но память о невинно убиенных служителях Церкви жива и сейчас, потому как были они сильные духом и чистые душой – как перед Богом, так и перед людьми, перед честными людьми, не запятнавшими себя людской кровью.
И потому сегодня Александро-Невская лавра, возрождающаяся после своего разорения, возрождает и историю жизни подвизавшейся в монастыре братии и ведет работу по сбору материалов для издания, посвященного истории лавры в XX веке. Это будет памятник всем, кто ценою своей трудной жизни и мученической кончины не дал загаснуть в душе народной светильнику истинной веры.